Странно. У него была какая-то мания рассказывать о себе, посвещать кого угодно в свои тайны.я тож иногда этим страдаю Эта необычность его магнетически притягивала. Я пошла с ним на охоту. Вы скажете, это издевательство над жизнью? Не такое уж.
Когда мы шли вместе мы производили вид доброй семейной парочки..ггг..прям все когда-то шутили,как я с олегом Он нажал на кнопку лифта и ободряюще улыбнулся мне. Я чувствовала себя одновременно смущенной, одновременно привычно, словно уставший циник или вечный наблюдатель. Как только двери лифта открылись, мы вошли, и он прижался к прозрачному стеклу, выходящему на улицу.
Мы приехали. Он мерным шагом, почти беззвучно подошел к двери и, взявшись ладонью за дверную ручку, дернул ее на себя. Я стояла в проходе. Он, дернув дверь еще раз, вырвал ее "с корнем". В его действиях читалась странная ярость, энергия, сила..почему-то подумала о леголасе Он ощущал себя хозяином положения.
Жертва, предчувствуя свою смерть, стал шуметь где-то в глубине квартиры.
Своими характерными, одинаковыми, широкими шагами он подошел к жертве и, готовясь отправить ее на тот свет, склонился над беспомощным человеком с жалостью.читать дальше
Жертва, оказалось, была не так уж беспомощна. Она толкнула его каким-то предметом так, что он даже не ожидал нападения.
Никогда я не видела его в такой мощной злобе. Он вылетел в окно, разбив арку из стекла. Вылетел в окно с 13 этажа. Но когда я, оправившись от шока, хотела бежать вниз и собирать то, что от него осталось, я вновь увидела его. Цепляясь пальцами, казалось за голую стену, он поднялся вверх. Его лицо было спокойно. Мертвенно спокойно. Но от него волна за волной исходила холодная ярость и желание отомстить.
Он нежно схватил ее за талию и повел в ванную. Я последовала за ними. Он погрузил ее в ванну и включил воду. Внешне она не оказывала никакого сопротивления. Но в ее глазах читалась борьба. Из ее глаз, даже не стекая по краю, прямо из центра градом падали слезы. От них было никакого толка. Они растворялись в холодном океане пресной воды.
Он заботливо добавил немного теплой воды и, наконец, заговорил.
- Ты боялась стать самоубийцей? Боялась быть похороненной вне церкви? Не официально? Не на кладбище? На лице у жертвы проявился суеверный ужас. Из его рассказов я уже знала, что его жертва, несмотря на юный возраст, была крайне верующей. С детства.
- Да, я знаю все твои самые кошмарные страхи. 27 лет веры улетают в никуда! - продолжал он холодным и тихим голосом. Даже мне, вечной атеистке было не по себе от его слов.
- Они будут думать, что ты самоубийца, - как-то по-жуткому улыбнулся он. - И для этого ты кое-что напишешь.
Он протянул ей то, что в ближайшем будущем должно было стать предсмертной запиской.
- Я не буду это писать! - закричала она.
- Будешь, - сказал он так ласково, что у меня пошли по коже мурашки.
Он сдавил ей запястье, в котором была шариковая ручка. Ее руки сами вывели слова, которые он диктовал.
- Отлично, - похвалил он.
Он вложил ей в руку кинжал и убил ее. Потом взглянул в ее сумасшедшие глаза, повернулся и ушел. Вода медленно окрашивалась в красный, а она смотрела на меня умоляющими глазами.
Я не могла ей помочь.
Скоро должен был прийти ремонтник, которого она вызвала починить "скрипучую" дверь и что-то по дому. Ее найдут мертвой, в ванне, а рядом с ней - записку. Без сомнения ее подчерк. В ней было что-то самоубийственное, эмоциональное и главное, без намеков на наше присутствие там.
Когда мы пришли он постепенно начал успокаиваться. Он был отмщен и доволен тем, что выполнил задание.
Мы, обнявшись, лежали на диване.как я и леголас, пока Элен спала и сладко причмокивала во сне. Утром она проснется и пойдет в школу, а вечером придет домой, где он будет учить ее очередной "мерзости".
Он играл с моими волосами, иногда целуя мои локоны. Потом, уткнувшись алыми губами в мою шею, он шептал что-то бессвязное и одновременно такое чувственное. .опять подумала о леголасе и мне..
Он был такой теплый!
Где-то за окном шелестели осенние листья. Идиллия. Лежать в объятьях самого жестокого и самого чувственного вампира, не задумываясь о времени, не считая эти глупые песчинки, что утекают сквозь воронку времени…
Страх, изображенный вольной кистью на человеческом лице - все, чего он когда-либо боялся. И это же одновременно превращало его в машину убийства.
Он был довольно молодым вампиром, не отвыкшим еще жить, чувствовать. Он нормально, без лишнего презрения и лишней гордости относился к людям. Но только пока в их глазах, в их мимолетном движении не присутствовал он. Страх коварно обнажал все их тайные мысли и чувства. Он ненавидел, когда его считали клыкастым чудовищем. Он ненавидел, когда ему оказывали сопротивление. Это сопротивление было крайне легко подавить, однако оно вселяло в его душу самые черные чувства.
Как я уже говорила, он был молод. Для вампира, особенно. Ему было всего двадцать лет в новом обличье, однако за эти двадцать лет он превзошел большинство подобных себе вампиров по силе. Его сила смахивала на вампира со столетним стажем.
Единственная тема, о которой я могла бы говорить бесконечно, был ОН. Я хочу передать хотя бы часть той любви, что я питала к нему, в этих описаниях, так как всю передать, безусловно, невозможно.
У него была ученица, Эйлен. Однако он не спешил сделать ее вампиром. Во-первых, она была девочкой восьми лет. Во-вторых, превращать детей в вампиров было запрещено. Они не могли бы выстоять в этом мире вампиров одни, не смогли бы создать учеников.
Эйлен была единственной женщиной, оказывавшей мне достойное сопротивление в борьбе за его сердце. Однако я с самого начала приняла ее, как и она меня, а не стала вступать с ней в борьбу за его сердце. Эйлен была юной девочкой, однако, умной не по годам. Она обладала редким жестким черным юмором глубокими познаниями о гнилом мире людей. В общем, она была серьезной конкуренткой. И еще неизвестно, кто бы перегрыз кому горло.
Как я опять же говорила, у него было много странных маний. Одна из них, довольно необычная, была привычкой ничего о себе не скрывать. Он, после двух часов знакомства рассказал мне, что он вампир. Через неделю повел на охоту. В этом я его не понимала, ведь я по натуре была скрытным и замкнутым человеком. Однако его откровенность притягивала, грозя завести в скрытый капкан. И завела. Я влюбилась.
Я, сгорая от нетерпения, как бензин в машине формулы один, встала и кинулась к нему.
- Ну и как собрание? - спросила я, откровенно незаинтересованным голосом.
- Скука, да и только, - увидев, как изощренно я притворяюсь, ответил он и направился к выходу. - Обсуждали новую группу охотников.
Издевается? Я сбросила двуличную массу притворства и стала умолять его рассказать. Он любил правду и, улыбнувшись, купился.
Еще одной из его сумасшедших привычек были длинные монологи. Странная, необычная тяга к ораторству была чертой, что его полностью характеризовала. Если он был чем-то увлечен, его мог остановить лишь асфальтовый каток, и то, он бы встал, отряхнулся и продолжил рассказ. Но с другой стороны, когда что-то было ему неинтересно - он говорил пару слов и замолкал, словно рыба об лед. Его талант красочно и впечатляюще строить речь, казалось, пропадал в неизвестность, и он говорил несвязно, медленно, словно желая поскорее отвязаться от надоедливого собеседника
К моему счастью, тема его частично интересовала. Он вновь улыбнулся и сказал:
- Сначала вернемся домой.
Я, изнемогая от жажды познания, шла вместе с ним по ночному городу, глядя как то и дело вокруг зажигались все новые огоньки: то окна в небоскребах, то фонари, худо-бедно освещавшие улицы, то неоновые вывески рекламы, то просто банальные звезды. Я вдыхала этот неуловимый ночной аромат свежести и свободы вокруг….эх.. Мне казалось, я в раю. Как может этот суетливый людской мирок не ликовать, просто вдыхая этот воздух? Они спешат, погруженные в свои дела, не замечая даже той красоты, что есть вокруг, Они вечно опаздывают, не понимая, что в этой суете они опаздываю жить. .да да..
Я же была приближена к чему-то более высокому.
Мы пришли домой, и, увидели сидящую около камина Эйлен, читающую Дракулу Брэма Стокера.
- Заканчивай с научной фантастикой! - хмыкнул он, указывая на священную книгу любителей вампиров.
- Но ведь там есть и реальные факты, - резонно объяснила Эйлен. - То же серебро, осиновый кол, гроб…
- Я же не сказал "фантастика", - ответил он, усмехнувшись. - Это научная фантастика. Книжка, что опирается на реальные факты, а в остальном - полный бред… Как и все вампирские книжки…
Эйлен, однако, не отрываясь от Стокера, спросила.
- Как совет?
Он закатил глаза.
- Вечно вы со своими допросами! - подражая человеческому голосу, сказал он.
Эйлен посмотрела на него, выглянув из-за книги таким взглядом, словно он лишал ее ценных знаний.
- Ладно, ладно! - успокоив одновременно и ее и мое любопытство, сказал он и начал рассказ.
- Привычное заседание: сначала говорили о преступивших закон вампирах и мерах их наказания, - рассказывал он. - Говорили также о статистике убийств, новообращенных вампирах, оглашалось разрешение на обращение… - говорил он так, словно речь шла о форуме вениковязальной компании. Да и там, пожалуй, было бы интереснее.
- Потом начали говорить об охотниках. Та девушка, 27 лет, что я устранил, была важным спонсором "благотворительности". Церковной благотворительности.
Понимаете о чем я?
Я явно тормозила, однако Эйлен вдруг сказала:
- Это та, что готовит нам охотников.
- Именно, - подтвердил он. - Они собирают сирот, тренируют их в мрачных подвалах и отправляют нам на корм.
- Точнее на вашу смерть, - уточнила я.
- Типичное суждение человека! Это они так думают, - улыбнулся он. - Многие, почти дети неспособны нам противостоять! Не говорю о девушках… Однако, у них у всех сильный боевой дух. И новое оружие. На деньги подобных благотворительниц и верующих! Ни дать ни взять современная инквизиция! Не просто банальная осина или чеснок! Это что-то худшее. Она финансировала новые технологии…
Он сидел в одном из популярнейших ночных клубов города, держа в руках прохладный бокал мартини со льдом и лимоном. Он осматривал клуб мрачным, дьявольски искушающим взглядом, изредка попивая из бокала. Точнее, делал вид, что попивал. Как ни странно вампиры пьют только кровь, не изменяя ей в пользу других напитков. Прохлада стекла скорее успокаивала его жажду, неизмеримую и неугасающую. Он, осмотрев все помещение, вкратце начал присматриваться поподробнее.
Вот там, наверху - старая элита. Люди средних лет, однако, упорно молодящиеся. На женщинах тонны косметики. Мужчины во фраках, деловых костюмах, что, наверное, выбирали не один час. Они сидят где-то вдалеке, обсуждают свои проблемы понятные только им, потягивая алкоголь. Когда же разговоры им наскучат, они взглянут на беснующуюся толпу, однако без интереса, совершенно равнодушно. Это бесчувственные люди с полными денег карманами, холодными сердцами и холодным разумом, что за много лет выучил все фразы, которые помогают оставаться на высоте.
Недалеко от них - молодая элита. Они, одним глотком выпив мартини, бросали свои страстные взгляды по клубу. Уткнувшись взором в толпу фанатов или же просто танцующих, они начинали изнывать от зависти, пританцовывать под заводные ритмы. Однако что-то мешает им присоединиться к толпе. И это что-то называется социальным статусом.
Но с особым вниманием он разглядывал толпу, быстро потеряв интерес к первым двум группам. Сначала на танцпол выходили самые смелые рискнувшие быть первыми. Потом уже приходит их более робкая компания, тоже начинает пританцовывать и вливается в процесс. Быть может, вы замечали, как на танцполе сначала образуются причудливые геометрические фигуры, что-то вроде кругов или овалов. Каждый круг - отдельная компания. Однако вскоре фигуры распадаются и люди образуют ТОЛПУ. Я всегда считала толпу единым целым.
Также как и умелый политический деятель управляет массами Ди-джей, словно бог танцпола управлял им как хотел..вовик вовик)) Он мог заставить массового человечка зажигать, мог заставить его уйти прочь, мог заставить его искать себе пару.
И лишь один человек не вписывался в клубную идиллию. Это была Анжела, одна из охотниц, которую прислала церковь, которую ему было поручено обезвредить.
Сама себя выдавая, она танцевала вдали от толпы, вдали от странных геометрических форм. Она танцевала не так как все, не просто подергиваясь под ритмичную музычку. И благодаря своему одиночеству она была обнаружена.
Он встал и двинулся к Анжеле. Сначала он танцевал около нее, потом медленно подошел к ней и стал нежно шептать ей что-то на ушко. Та мгновенно порозовела, а по моему телу пробежала праведная дрожь. Он умел воздействовать на чувства других людей!
Они, потанцевали еще полчаса. Не отрывая друг от друга страстных взглядов и постоянно переговариваясь, они удалились на улицу.
Я стремительно помчалась за ними, боясь лишь одного - что-то упустить.
Я выбежала когда "голубки" остановились на фразе.
- А ты, что думал, что я сдамся и подставлю тебе шею для укуса?! - кричала она.
- Да, - пока еще совершенно спокойно отвечал он. - Если я сильно захочу, так и будет. Тебя ведь послала церковь святого ордена, не так ли?
Анжела удивилась его осведомленности.
- Ты ничего от меня не узнаешь, даже если будешь меня пытать! - героически произнесла она.
Зря она это сказала…
Он усмехнулся. Его пытки мало напоминали игру:
"Скажи!"
"Не скажу!"
"Ну, пожалуйста!"
"Да ни за что!"
Одно его "ножом-по-стеклу" стоило многого. Я и не говорю о более жестоких пытках.
- Мне не нужны твои "ценные" сведения. Я и так знаю все, что мне нужно, - сказал он, глядя на ее недоверчивое лицо. - Да, и что вас кормили всего один раз в день. Да, и то, что тебя не забрали с улицы, как всех, а ты ушла из довольно обеспеченной семьи добровольно. Я знаю все детали! - приводил он первые, приходящие на ум примеры.
Анжела внезапно выхватила арбалет и выстрелила. Она попала ему прямо в плечо! Пожалуй, это было ее самой серьезной ошибкой за всю эту жизнь, а в особенности за этот день…
А с этой девчонкой, Анжелой было не все так просто. Она, оказывается, подчинялась его гипнозу, что несколько повышало ее баллы. Не на много. И она дралась как лев. Однако при ней не было ни осиновых кольев, ни даже серебрянных пуль. А ее главное оружие - арбалет лежал на земле вогнутым бумерангом. Приходилось драться врукопашную, в чем он ее явно превосходил. Одним ловким ударом в воздухе он повалил ее на землю и резко спустился вниз, впечатав свои сапоги со шпорами в ее спину.
- Кто-то, кажется, хотел пыток? - сказал он, невзначай прохаживаясь по ее спине. Шпоры проделывали все новые борозды, причиняя ей нестерпимую боль. Из ее горла раздался слабый хрип.
- Что?! Не слышу! - говорил он, водя ногой туда-сюда, позволяя шпорам вспарывать сначала ткань, а потом и молодую кожу. Девушка хрипела, изредка поднимая голову на своего "мучителя", глядела на него с бессильной злобой.
Но еще более странно она посмотрела на меня, когда увидела. Она посмотрела на меня с таким презрением, будто я совершала самый последний и мерзкий поступок. Я отвела глаза.
А что я? Я ничего не делала.
Наконец, устав от стонов и насладившись чужими мучениями, он поднял полуживое тело девушки за оборванную майку и кинул в багажник.
Конечно, он умел левитировать, летать, а также успешно приземляться с любой высоты, однако все же предпочитал машины, как способ передвижения. Я тоже считала, что это менее примечательно, чем реактивный полет в 10 метрах над землей.
Когда он захлопнул багажник, и мы залезли в машину, я спросила:
- Тебе не кажется, что это было слишком жестоко?
Он ошарашено повернулся и уже возмущенно переспросил:
- Слишком жестоко?! Да ты не знаешь, ЧТО такое жестокость!!! То, как я поступил - это еще так, гламурно! Ты смотришь на меня, словно я совершил несправедливость! А кто первым выстрелил в меня из арбалета?! Рану до сих пор жжет! А кто просил меня о пытках? Я поступил совершенно справедливо! Кто-то же должен избавляться от этого мусора, занимающего наше жизненное пространство!!
Подразумевая под "мусором" Орден он оскорблено хмыкнул и, отвернувшись от меня, выдавил полный газ.
Я чувствовала, как какое-то неприятное чувство, до настоящего времени неизвестное мне, копошится в моей душе. Даже после его слов оно продолжало перебираться, напоминать о себе где-то внутри меня. Его слова звенели звуком правды. Он верил в то, что говорил. Значит причина где-то во мне.
Я, посмотрев, как проносятся мимо расплывающиеся от большой скорости фонари, узнавала в этой мелькающей череде дорогу к одному зданию. Оно выполняло функцию своеобразного "офиса" для клана вампиров.
Он зашел внутрь, волоча ее по ступенькам, как сломанную куклу, и яростно захлопнул за собой дверь одного из кабинетов.
Когда он переговорил с одним из вампиров по поводу жертвы он вышел, все еще держа ее за руку, но уже более деликатно.
- За это мне полагается отпуск! - раздраженно заявил он и отправился в комнату пыток. Я, не задумываясь, пошла за ним. Но мне, смертной, ночью, в "офисе" клана вампиров и тем более одной… закончите предложение сами.
Он поднес к ее носу нашатырь и терпеливо подождал. Анжела очнулась довольно быстро.
- Итак, Анжела. Сейчас я задам тебе всего один вопрос. Если ты не ответишь на него - я начну тебя пытать. И это будут уже не те игры, в которые мы играли на улице, сказал он, указав на противоположную стену. Там размещались разнообразные пыточные аппараты, настолько дикого вида, что даже я не знала их предназначения. Хотя и работала в историческом музее.
- Неужели тебе хочется опробовать каждый? - спросил вампир голосом уставшего садиста. И тут же ответил. - Я так не думаю. Какое новейшее оружие против вампиров вы изобретаете сейчас?
Анжела замолчала, оценивая ситуацию.
- Я ничего не скажу… - дрожащим голосом сказала Анжела. Похоже, в Святом Ордене ее подготавливали и не к такому…
- Ладно, если ты не возражаешь, я перекушу, - сказал он и взял ее кисть. - Спасибо.
Он укусил ее и, напившись, положил безвольную руку девушки на стол.
- А теперь тебе лучше отвернуться, - сказал он, на этот раз обращаясь ко мне, и поднес к испытуемой какой-то устрашающий агрегат.
Пять часов подряд слышать сплошной человеческий крик - это под силу только самым выдержанным нервам.
- Юлий! Она бьет все наши рекорды! - голосом усталого трудяги говорил он. - Принеси что-нибудь посущественнее!
В нем постепенно просыпалось скорее не желание мучить, а банальное упорство - добить, сломать, расколоть эту упрямую девчонку, заставить ее изнывать от боли и заставить рассказать все любой ценой.
Около четырех часов утра она все же раскололась.
- Я все скажу… - прошептала она, едва шевеля губами.
- Говори, - нетерпеливо приказал он. До рассвета оставался всего час, а ему нужно было еще добраться домой.
- Мы будем отравлять свою кровь смертельным для вас ядом перед битвой. Мы изобрели фонари с таким ультрафиолетовым излучением, что он прожжет вас насквозь в радиусе пяти метров. Мы победим вас на этот раз.
Вампир торжествующе потер ладони.
- Юлий! Я узнал!
В комнату ворвался замотанный рыжий вампир в очках, явно наводящий порядок в запутанных отношениях клана.
- Ультрафиолетовые фонари, пять метров, смертельный яд в крови жертв, - кратко и спокойно изложил он полученную информацию.
Юлий кивнул.
- Я обо всем узнаю. Займись жертвой.
На этот раз вампир так и ждал этого поручения.
- Итак, девочка, - начал он свой монолог, при этом глядя ей прямо в глаза. Та пыталась отвести взгляд, но это было невозможно. - Объясни мне, чего стоят твои страдания? Не легче ли было рассказать мне обо всем в самом начале и умереть быстрой и безболезненной смертью? Что означают все эти человеческие сомнения, колебания? Или же ты решила помучиться для приличия? Правила жизни подразумевают два ответа на подобные вопросы - "да" или "нет". Люди же придумывают "может быть".
На этих словах он поставил ее на колени. Ее голова безвольно наклонилась вниз, словно подставляя ему шею для укуса. Ей хотелось умереть и забыться…
Но он почему-то медлил.
- Жалкая предательница! Тебя даже не назовешь достойным противником! Подумать только, ты хотела стать борцом! А до рассвета оставался всего лишь один час!! Если бы ты дождалась рассвета, ты бы была борцом! Я бы не смог ничего тебе сделать! Оставалось потерпеть всего лишь час! ВСЕГО ОДИН ЧАС! А так… Ты пешка, мелкий камушек на дороге вампиров к мировому господству!!
- Неееет! - закричала она, бессильно качнув головой. По ее щекам текли слезы. Слезы ненависти к себе.
Он укусил ее и вскоре крик затих. Ее тело, потеряв былую живость, упало на пол.
Он вышел в коридор и, знаком показав, что все закончено, вышел. Я пошла за ним.
Забравшись в машину, он изобразил облегченный вздох и сказал:
- Тяжела работа подросткового психолога! Вы, люди… Я говорил ей полный бред, но этот бред так бил по ее страхам, чувствам, принципам!!! Больше всего я люблю тебя за то, что ты избавлена от этого самого губительного человеческого чувства!
Он продолжал что-то говорить, но я уже не слушала. Он был неправ. Я чувствовала. Где-то в глубине душе я чувствовала всю эту боль, жалость, сострадание, обиду… Но мое лицо оставалось каменным и равнодушным.
Вот так прошло несколько дней. Конечно, я ни коим образом не показала ему, что сомнение закралось ко мне в душу. Нет, он ничего не знал. Пусть не очень долгие, но довольно содержательные годы моей жизни научили меня этому своеобразному искусству лицемерия. Меня могли жестоко избивать, и я могла смеяться, как ни в чем не бывало. Что же сильнее, моральная или физическая боль? Наверное, первая… И, если бы меня пытали в этих двух видах, я бы скорее раскололась при пытке моральной болью… Меня доводили до истерического смеха глупые наставления моего босса, но я могла заставить себя плакать. У меня был идеальный учитель. И этот учитель - моя жизнь.
Когда я познакомилась с ним, я стала совершенствовать это мастерство. Однако сначала мое притворство не действовало. Он был слишком умен. Меня порядком бесило, что он так легко разгадывает мои тщательно продуманные ходы, которые так эффектно сражали всех тех, с кем я пересекалась раньше. И вот, я начала упражняться еще упорнее. Сначала было трудно. Он раскрывал все мои гениальные планы, от чего мне хотелось его поджарить (конечно, любя, но все же поджарить!!!), но я делала равнодушный вид, а он, будто назло, вновь угадывал, что творится у меня на душе.
Но вскоре я научилась обманывать и его. Все начиналось с мелкой лжи, когда я говорила ему, что пошла в кофейню вместо пиццерии, и вот… сейчас я молчу про свои сомнения. Как говорится, маленькая ложь влечет за собой другую, более крупную. Нет, я любила его, видела, что в происходящем не было его вины. Но я не могла избавиться от этого дурацкого роя вопросов, что постоянно днем и ночью вертелся у меня в голове… Оставалось только притворяться.
Внезапно я ощутила чье-то присутствие. Секундой позже раздался стук закрывшейся двери. Ключ трижды холодно и резко хрустнул в замочной скважине. Раздался уверенный стук ботинок в прихожей. Потом шелест снимаемого плаща, звон металла ударившегося о дерево. Не понимаю, как вампир может с регулярной постоянностью задевать крючком вешалки стенку гардероба? Шорох ботинок, которые он спешно снимал и, наконец, беззвучная, плавная, но уверенная походка.
Я обернулась за миг до того, как он коснулся моего плеча. Наверняка он думал, что обостренный слух только у вампиров!
- Мне нужно тебе кое-что показать… - начал он с таким выражением лица, будто что-то задумал. Мое лицо исказилось в сомнении, словно говоря "да ну!!"- Нет, ты точно должна это увидеть! - сказал он с подозрительной гордостью. - Это ее первое практическое задание!
Я задумалась.
- Она же еще не вампир, ей рано проходить испытания!
- Но ей не рано готовиться!
Он явно кипел энтузиазмом… Меня несколько поражало это вампирское рвение. Он в предвкушении чего-то великого мерил периметр комнаты гигантскими шагами.
- Хм, ну что же… Ладно, иду, иду… - протянула я без особого желания.
Он выволок меня на улицу и с особым, каким-то неживым усердием потащил меня в неизвестность. В конце концов, мне даже стало немного интересно, что это он подготовил…
Это была она. Она сидела на автобусной остановке, держа за руку мягкую и покладистую тряпичную куклу. Кукла лишь беспомощно покачивалась в ее детских руках, но даже при желании не смогла бы вырваться.
Он прислонился спиной к какому-то столбу и скрестил руки, словно молясь. На его лице играла лукавая улыбка.
По асфальтовой дорожке, недавно умытой дождем, навстречу ей пошла какая-то пожилая женщина. Ей было около пятидесяти, но она отчаянно старалась сохранить молодость в своем старом теле. Она чем-то напоминала мне вампира - она была одета со всем шиком и лоском своего времени. Ведь вампиры тоже стареют, хотя их внешняя оболочка остается такой же, а душа… Душа стареет. Только это у них занимает десятилетия, а не годы…
Внезапно дама увидела маленькую девочку, сидящую на скамейке в одиночестве.
- Здравствуй, а что ты здесь делаешь? Ведь уже ночь!
- Я? - словно спросила Эйлен с такой невинностью в голосе, что любой взрослый бы тут же умилился. Но только не я. Я чувствовала, что под этой напускной невинностью кроется жестокое сознание превосходства. - Просто сижу…
- Постой! Где же твои родители? И почему ты здесь одна?
Она вдруг совершенно не по-человечески взглянула ей в глаза. Дама отпрянула.
- Они умерли, - сказал ее тоненький голосок с такой холодной силой, что, казалось, эти слова можно было услышать во всех концах пустынной улицы.
Эйлен замахнулась и безжалостным ударом повалила женщину на землю. В ее на миг опустевших глазах горела ненависть и сила.
Каково, по-вашему, видеть, как восьмилетний ребенок на твоих глазах жестоко избивает пожилую даму? Я невольно схватилась за голову. Что-то в этом мире явно происходило не так!!! Я никогда не была последователем общественных норм и правил, я всегда считала, что быть в системе - значит быть тупой частью толпы. Я никогда не хотела жить в жизни, похожей на слащавый голливудский фильм, где дети с неестественно белозубой улыбкой переводили бабушек через дорогу. Но и жить в мире, где дети садистски их избивали, жить мне тоже не хотелось…
Эх, где же ты, моя жизнь, в которой подросток, ссылаясь на переходный возраст, убегает куда-то так и оставляя судьбу всех бабушек земли на волю случая!
Он взял меня за плечо.
- Все нормально? - спросил он.
- Да, - ответила я. И этот ответ означал, что эпоха притворства еще не закончена. Я знала, что эти двуличные игры, ценой в собственную жизнь будут продолжаться до его победы. Моей смерти. А он был истинным мастером притворства! Но когда на кону стоит ваша жизнь, я уверена, вы бы, не задумываясь, решили сыграть. Ведь отказ от подобной игры равносилен поражению.
Оставалось только притворяться.
- Да, все хорошо, - улыбнувшись, ответила я. - Из тебя вышел отличный учитель.
Я старалась не смотреть на неловкую возню Эйлен с телом. Он, напротив, смотрел на ее работу внимательно и иногда говорил что-то поучительно, словно это была обычная лабораторная работа юного практиканта, а не убийство человека.
Я начала сомневаться в нашей любви. Что это за любовь, идиллия, утопия, когда за одно неправильное слово тебя могут убить?! Ведь играть с ним - словно играть с властью. Если ты сотрудничаешь с властью - ты в безопасности, если же нет - тебя ждет смерть.
Но чем ближе ты к власти - тем более хрупкой становится твоя безопасность. .эт точноИ лишь один человек чувствует себя защищенным в этом мире. И этот человек - он.
Эйлен, наконец, закончила свою практическую работу. Он похвалил ее, и мы пошли домой.
Милая семейная идиллия. Любящая парочка и их ребенок. Никто бы никогда не заподозрил, что они только что убили человека…
Мы уже заходили домой, как вдруг я заглянула в глаза Эйлен.
Их вид поверг меня в шок. Как бы я ни всматривалась в ее серые глаза, в ее круглые черные зрачки, я не видела ничего. Они были пустыми. В них не отражалось ни одного земного чувства: ни доброты, ни любви, ни милосердия, ни жалости. Человека с такими глазами бесполезно убивать. Он уже мертв. .подумала почему-то о спбе но я не такая нет..
С каждой минутой мне становилось все сложнее скрывать свою душу от его зоркого взгляда. Наконец, когда он вновь стал рассказывать про свою очередную жертву, я не выдержала.
- …Конечно, мне нужно было всего лишь устранить его, но я на этом не остановился…
Продолжить свой "увлекательный рассказ" ему не удалось. Я встала из-за стола и молча покинула комнату. Он догнал меня и, схватив за руку, спросил:
- Что-то случилось? Я уже не раз замечаю в тебе какой-то…
Я знаю, что он хотел сказать, но не стал. То, что он так ненавидел в людях. Страх.
Я посмотрела ему в глаза. Нервы у меня явно пошаливали.
- Ты убиваешь… Ты убиваешь их так беспощадно, так безжалостно, и в тоже время совершенно бессмысленно! Ты просто банальный садист!!! - прокричала я на одном дыхании и бессильно сползла по стене на пол.
Он недоуменно посмотрел на меня. Я старалась избежать его взгляда… Его словно только что пронзили ножом в спину… Мне внезапно показалось, что первые его слова будут словами Цезаря "И ты, Брут…"
- Ты говоришь, что я садист?! - воскликнул он удивленно. Мне было так больно видеть это выражение на его лице. Это адская смесь разочарования, удивления, какого-то слегка грустного смеха и главное - осознание моей похожести на "всех этих людей". В этот момент он чем-то напоминал девушку, которая повторяла избитую фразу: "Все мужики сво… своеобразные натуры". - К твоему сведению, садист - это тот, кто мучает людей для получения удовольствия. Посмотри глубже. У всех моих действий есть причина. Я вижу, в твоих глазах застыл вопрос: "Зачем ты убил эту католичку?" - Мне приказали. "Зачем ты мучил ее?" - Она оказала мне сопротивление. "Зачем ты избил Анжелу?" - Она выстрелила в меня из арбалета. "Зачем ты говорил ей эту проповедь перед смертью?" - За то, что она не рассказала правду сразу, раз уж собиралась ее рассказать, - он продолжал задавать вопросы таким голосом, который явно принадлежал мне. Но почему-то он казался мне какой-то до боли наивной пародией… - Наказание за человеческий инстинкт самосохранения. "Зачем ты учишь Эйлен?" - Мне нужен кто-то, кому я передам опыт. "Почему так жестоко?" - Я жесток. "Почему Эйлен не знает слово любовь?" - Ее воспитывал я. А теперь, моя дорогая, - усталым и озлобленным голосом говорил он. - Скажи, попробуй, найди здесь хоть каплю лжи.
Я не смогла. Ведь это была чистейшая правда. Приходилось ли вам, сталкиваясь с доводами своего оппонента, понимать, что он тоже прав? А случалось ли так, что при этом ваши доводы противоречили друг другу? Нет? Тогда вы меня не поймете…
Я опустила глаза и начала сверлить взглядом пол. Я чувствовала, что он не может лгать. Но что-то во мне восставало против этой правды.
- Как же мне надоело устраивать тебе сеансы психотерапии! - раздраженно вскричал он и развернулся, чтобы уходить.
Во мне боролись два противоречивых чувства: сознание его бесспорной правоты и что-то еще…
Он внезапно развернулся и посмотрел мне прямо в глаза. Наверное, так он смотрел в глаза Анжелы. Открыто и жестоко.
- "Как называется то чувство, которое сейчас так упорно опровергает все, что ты только что говорил?", - вновь сказал он моим голосом. Теперь голос звучал еще более комично, но он все больше походил на мой. - Угрызения совести. "Почему я их испытываю?" - Потому что, как бы я ни надеялся на тебя, ты человек!!! И твоя сущность когда-нибудь бы проявилась!!! "Почему ты этого не чувствуешь?" - Потому что я вампир.
Он повернулся и ушел в другую комнату. Я слышала, как хлопнула крышка гроба, видела, как постепенно поднималось солнце. Я села на диван и спрятала лицо в ладони. Я бы не смогла сегодня заснуть. Его слова всегда резали воздух со свистом, но сейчас меня словно разрубили пополам. Одна половина говорила, что я люблю его и он прав, а другая - что он ошибся и я вовсе не люблю… Наверное существует два вида правды: правда жертвы, которая жаждет спасения, чтобы выжить, и правда охотника, который должен убить, чтобы выжить…
Я просидела так, наверное, часа два или даже три… К тому времени Эйлен успела позавтракать, собраться и уйти в школу. А я все сидела в полной растерянности, не зная, что и думать, не зная какую из своих половинок слушать…
Внезапно около двери раздались какие-то шорохи. Я думала, что это, скорее всего Эйлен, которая как всегда забыла свое домашнее задание.
Но это была не Эйлен. Два здоровых парня вломились к нам в квартиру. Я еще не успела ничего сделать, как уже оказалась схваченной под руки. Они скручивали мне руки и шептали молитвы… Лицемеры, лицемеры! Как же я кричала, вырывалась… Я знала, что он не придет ко мне на помощь. Я знала, что Эйлен была уже где-то далеко.… Но, тем не менее, я кричала, царапалась, БОРОЛАСЬ!!! Зачем? Вот вопрос, который бы он мне задал. Ведь я знала, что не смогу одолеть двух здоровенных молодчиков. Зачем? Тогда я еще не знала…
Самым важным сейчас было - не дать им понять, что в квартире есть гроб, со спящим в нем вампиром… Но им нужна была я. Внезапно я вспомнила, как он пытал Анжелу. Не думаю, что монахи будут милосерднее… Это была моя последняя мысль на тот момент. Они меня оглушили, и я отключилась.
Я очнулась от сильной пощечины. Я хотела было прикоснуться рукой к пылающей щеке, как вдруг поняла, что не могу. Я была привязана за руки к какому-то крюку на потолке и вяло болталась на нем туда-сюда.
Я открыла глаза. Передо мной появились, сначала расплывчатые, потом уже четкие очертания монаха.
- Надо же, она смертная! - удивленно воскликнул он.
Да уж, наверное, в это так трудно поверить!!
- Что ж, - утратив весь свой энтузиазм. - Пора приступать к пыткам. Хотя нет, подождите. Я сначала с ней поговорю, - он обратил взор на меня.
Наверняка он наивно полагает, что общается с какой-то девчонкой, типа Анжелы… В таком случае, очень ошибается.
- Дочь моя, - начал он.
Какая я ему дочь? Глядя на его упитанное лицо, в голову с трудом приходит мысль о родстве.
- Ты, как и все мы человек, как бы ты это не отрицала. Этот вампир, он просто использует тебя…
Да, точно, как же я не догадалась! Может, просветишь, зачем ему понадобилась какая-то жалкая смертная?
-… Ты могла бы рассказать нам, все, что знаешь о нем. Ты могла бы рассказать, что случилось с Анжелой. И тогда небеса простят тебя.
Если я не ошибаюсь, предательство карается на небесах… возможно, для такой, как я даже предательство - избавление.
Я молчала.
- Не хочешь говорить о нем? Боишься, что он придет за тобой, да? - говорил он со злостью, которую он с трудом выдавал за сострадание.
И снова он был неправ. Я боялась совсем не этого. Точнее я совсем этого не боялась. Я не хотела его предавать. Что бы не происходило, одна из моих половинок любила его, какой бы ни была эта любовь!
Монах был уже готов сдаться. Меня было трудно расколоть или заставить испытывать угрызения совести. По крайней мере, ему этого сделать не удавалось. Но внезапно он сказал фразу, которая глубоко запала мне в душу.
- А ты знаешь, существует два типа злодеев. Есть те, которые совершают зло и те, которые его видят и не мешают этому вершиться. И ты относишься ко второму типу!
Он махнул рукой, что означало начало пыток.
Мне было больно. Мне было больно даже не потому, что меня пытали и мучили. Совсем не поэтому. Я ощущала, что моя совесть, пробудившись, начинала меня терзать.
Выходит, я могла спасти и Анжелу и ту католичку? А я… Я НИЧЕГО не делала. Раньше я думала, что не могла ничего сделать. Но это была неправда. Я могла. Но я боялась. Боялась его гнева. Боялась его потерять.
Так прошло около восьми часов… Боль обуздывала мое сознание, но я не сдавалась. Разум, холодный и как всегда равнодушный боролся с чувствами. Чувствами любви и боли.
"Он придет за мной. Он должен прийти. Он любит меня"
"А если нет? Если он уже не любит? Если ему все равно?"
На глаза навернулись слезы. Инквизиторы, подумав, что это их заслуга, довольно улыбнулись.
"Он все равно придет. Я слишком много знаю, а человеческое терпение не вечно. Так что он придет, даже если я ему не нужна"
Мысль о том, что он ко мне равнодушен, вызвала еще одну порцию слез. Боже, как давно я не плакала из-за того, что я кому-то не нужна!
Наконец, солнце лениво закатилось за линию горизонта. Они казалось, не замечали этого. Я упорно изображала муки и страдания, нещадно проливая слезы и исторгая душераздирающие стоны. Они, мечтая что "крепкий орешек" вот-вот расколется, не заметили заката! Юнцы! А я сама слышала, как монах отдал им приказ уходить в убежище, как только зайдет солнце! Я едва не рассмеялась. Еще около пятнадцати минут, и…
И он ворвался в эту проем, словно запыхавшийся вихрь. Он изящно оперся на косяк двери, наблюдая растерянные лица моих инквизиторов. Бежать было явно поздно. Я торжествовала блистательную победу самообладания.
- Ну, вы что-нибудь узнали? - усмехаясь, спросил он в своем духе. Юнцы спешно замотали головами, казалось, отрицая, что они меня вообще пытали. - Я так и думал, - констатировал он, похлопывая меня по плечу. - Несмотря на все эти твои человеческие сомнения, я верил в тебя. И оказался прав.
Он отвлекся от меня и вновь обратился к моим мучителям.
- Вы нас убьете? - спросил один из них, - изображая отважность.
У него вышло не очень правдоподобно…
Он рассмеялся и с редкой добротой в голосе ответил:
- Конечно, убью, глупенькие… Вопрос как…
В их глазах отразилась немая мольба.
- Неееет… Этот вопрос не ко мне! - сказал он и, улыбнувшись, посмотрел на меня.
Нда. Молить меня было практически бесполезно. Однако, что может быть хуже, чем смерть? Наверное, ничего…
- Прошу, не мучай их… Перед смертью…
Он посмотрел на меня с циничным изумлением.
- Решила побыть матерью Терезой? Не понимаю, - усмехнулся он. - Но будь по-твоему…
Еще пара секунд и они повалились замертво, хоть их было около пяти…
Он отвязал меня и вопросительно протянул мне руку, словно спрашивая: "Ты идешь или как?". На мои глаза навернулись слезы. Становлюсь сентиментальной… Все, пора…
- Я ничего им не сказала - начала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. - Но я должна сказать кое-что тебе. Мы не можем быть вместе. Я человек, а ты вампир. Ты хладнокровен и жесток, а я мучаюсь дурацкими угрызениями совести! - На этом моменте я запрокинула голову вверх, чтобы немного унять слезы. - И среди людей есть те, кто убивали. Маньяки, убийцы, садисты… Есть те, которые вели себя крайне хладнокровно и равнодушно. Я не спорю, я и сама могу убить!!! Но у каждого есть свой предел. Предел зла, дальше которого они не могут идти. Конечно, этот предел может меняться со временем или из-за жизненных обстоятельств. Но когда видишь себя в этом искаженном зеркале вампиризма, где ты на моих глазах убиваешь каждый день, убиваешь чтобы жить и живешь чтобы убивать! Эти суровые законы вашего мира, "да" или "нет", без права на "может быть"! Без капли сопротивления, которое и так будет сломлено без усилий"! А, между прочим, в том самом мгновении, моменте, когда ты уже понимаешь, что ты обречен, ты все равно сражаешься - и есть эта незначительная грань между жизнью и смертью!!! В этом и заключается основная разница между людьми и вампирами, между живыми и мертвыми!
Я закончила свою речь и бессильно упала на пол. Я смотрела на него, и его образ расплывался от слез, которые ручьями стекали по щекам Он посмотрел на меня с таким разочарованием и презрением, что мне захотелось отвести взгляд, но я чувствовала, что возможно, это был один из последних наших взглядов. Потом он спрятал руку, что с готовностью мне протянул, в карман и, хмыкнув, словно желая сказать: "Живи своей драгоценной человеческой жизнью. Удачи!" развернулся и ушел.
Я упала на пол в истерике. Идти было уже некуда, мосты были сожжены, выбор между жизнью человека и любовью был сделан… Что мне оставалось? Возвращаться в свою прежнюю жизнь.
Вот так прошли месяцы… Я до сих пор живу, правда, уже не знаю, зачем. Дышать без него почему-то стало труднее… Дни стали какими-то до боли бесцветными, тусклыми, серыми…
Я иногда вижу вампиров и когда замечаю, как их быстрые тени скользят вслед за жертвой…
Я не знаю, сделала ли я правильный выбор тогда… Да, я больше не видела, как он убивал… Но то ли я выбрала? у кого-то взяла а у кого не понмю..
Live for killing or kill for living
Странно. У него была какая-то мания рассказывать о себе, посвещать кого угодно в свои тайны.я тож иногда этим страдаю Эта необычность его магнетически притягивала. Я пошла с ним на охоту. Вы скажете, это издевательство над жизнью? Не такое уж.
Когда мы шли вместе мы производили вид доброй семейной парочки..ггг..прям все когда-то шутили,как я с олегом Он нажал на кнопку лифта и ободряюще улыбнулся мне. Я чувствовала себя одновременно смущенной, одновременно привычно, словно уставший циник или вечный наблюдатель. Как только двери лифта открылись, мы вошли, и он прижался к прозрачному стеклу, выходящему на улицу.
Мы приехали. Он мерным шагом, почти беззвучно подошел к двери и, взявшись ладонью за дверную ручку, дернул ее на себя. Я стояла в проходе. Он, дернув дверь еще раз, вырвал ее "с корнем". В его действиях читалась странная ярость, энергия, сила..почему-то подумала о леголасе Он ощущал себя хозяином положения.
Жертва, предчувствуя свою смерть, стал шуметь где-то в глубине квартиры.
Своими характерными, одинаковыми, широкими шагами он подошел к жертве и, готовясь отправить ее на тот свет, склонился над беспомощным человеком с жалостью.читать дальшеу кого-то взяла а у кого не понмю..
Когда мы шли вместе мы производили вид доброй семейной парочки..ггг..прям все когда-то шутили,как я с олегом Он нажал на кнопку лифта и ободряюще улыбнулся мне. Я чувствовала себя одновременно смущенной, одновременно привычно, словно уставший циник или вечный наблюдатель. Как только двери лифта открылись, мы вошли, и он прижался к прозрачному стеклу, выходящему на улицу.
Мы приехали. Он мерным шагом, почти беззвучно подошел к двери и, взявшись ладонью за дверную ручку, дернул ее на себя. Я стояла в проходе. Он, дернув дверь еще раз, вырвал ее "с корнем". В его действиях читалась странная ярость, энергия, сила..почему-то подумала о леголасе Он ощущал себя хозяином положения.
Жертва, предчувствуя свою смерть, стал шуметь где-то в глубине квартиры.
Своими характерными, одинаковыми, широкими шагами он подошел к жертве и, готовясь отправить ее на тот свет, склонился над беспомощным человеком с жалостью.читать дальшеу кого-то взяла а у кого не понмю..